МОЕМУ ЛУЧШЕМУ ДРУГУ
3 June 2006 10:00 pmДва дня назад у самого моего близкого друга, живущего в Израиле, появилась крохотная девочка-внучка. Её назвали Аелет. Мой друг, Адик, уехал из Киева одним из первых, в 1972 году. Отец его погиб где-то под Москвой зимой 1942-го, в числе ополченцев, которых кремлёвские "стратеги" гнали безоружными на немецкие пулемёты. Сын Адика, Дани, родился уже в Израиле. Так что Аелет - коренная сабра во втором поколении. Это её хочет сегодня уничтожить иранский Махмуд, как его там, Ахмадинеджад, что ли, ну тот самый, которому Россия поставляет и ядерную технологию, и ракетные средства доставки.
Я ещё не видел даже фотографии Аелет, так что не могу ничего написать о ней, но решил написать для неё стихотворение о её дедушке. Назвалось стихотворение почему-то КИЕВ.
КИЕВ
моему другу Александру Гаку
У синагоги старенькой один мильтон сутулится.
Замок на дверь повесили намедни мусора.
Печалью, как булыжником, замощёны здесь улицы
От Жертв Революции до нашего двора.
Не надо, мама, нервничать, я ж никого не трогаю,
Мы лезть не будем нả люди, и будет всё о’кей,
Ну, встретимся с ребятами под старой синагогою –
Ведь может к синагоге бля сходить простой еврей.
Нас, как зверей, отслеживать придут, конешно, штатские
И щёлкать нагло камерой – намеренно в лицо,
Но сколько можно прятаться, под властью ихней гадскою
В молчанье узаконенном плодить здесь подлецов!
Я не хочу их праздников, мне не нужны их почести,
Дружины их народные и памятников медь.
Мне на хер их подробности.   Отца довольно доблести –
Сподобился во славу их на бойне умереть.
А впереди – с корнями вон! – неведомое странствие,
Хамсин, в Ерушалаиме брусчатка мостовых,
Холон, Ливана улицы, Давидов знак на панцыре
И лица... лица будущих родных детей моих...
Я ещё не видел даже фотографии Аелет, так что не могу ничего написать о ней, но решил написать для неё стихотворение о её дедушке. Назвалось стихотворение почему-то КИЕВ.
КИЕВ
моему другу Александру Гаку
У синагоги старенькой один мильтон сутулится.
Замок на дверь повесили намедни мусора.
Печалью, как булыжником, замощёны здесь улицы
От Жертв Революции до нашего двора.
Не надо, мама, нервничать, я ж никого не трогаю,
Мы лезть не будем нả люди, и будет всё о’кей,
Ну, встретимся с ребятами под старой синагогою –
Ведь может к синагоге бля сходить простой еврей.
Нас, как зверей, отслеживать придут, конешно, штатские
И щёлкать нагло камерой – намеренно в лицо,
Но сколько можно прятаться, под властью ихней гадскою
В молчанье узаконенном плодить здесь подлецов!
Я не хочу их праздников, мне не нужны их почести,
Дружины их народные и памятников медь.
Мне на хер их подробности.   Отца довольно доблести –
Сподобился во славу их на бойне умереть.
А впереди – с корнями вон! – неведомое странствие,
Хамсин, в Ерушалаиме брусчатка мостовых,
Холон, Ливана улицы, Давидов знак на панцыре
И лица... лица будущих родных детей моих...